Марк Зборовский был самым известным и наиболее опасным агентом советской секретной полиции ГПУ в троцкистском движении в 1930-е годы. Он сыграл решающую роль в подготовке убийств ведущих членов Четвертого Интернационала, включая сына Троцкого Льва Седова. Зборовский пережил своих жертв на много десятилетий. Перебравшись в 1941 году в Соединенные Штаты, он превратился из важнейшего антитроцкистского агента Сталина в весьма успешного профессора, работавшего в престижных американских университетах. Разоблачение Зборовского как сталинистского агента американским правительством в 1950-х годах лишь временно усложнило его академическую карьеру. Но в 1975 году в результате расследования, инициированного Международным Комитетом Четвертого Интернационала относительно событий, приведших к убийству Троцкого в 1940 году, преступления Зборовского были преданы публичной огласке. В августе 1975 года убийца из ГПУ был сфотографирован в Сан-Франциско неподалеку от своего дома Дэвидом Нортом, одним из руководителей Рабочей Лиги, предшественницы Партии Социалистического Равенства. В продолжение последовавшего вслед за тем десятилетия расследование Международного Комитета о преступлениях ГПУ против троцкистского движения — результаты которого публиковались под общим названием «Безопасность и Четвертый Интернационал» — принесло много новой информации о деятельности Зборовского.

В июне 1990 года, спустя два месяца после смерти Зборовского, Международный Комитет опубликовал некролог, в котором была подробно описана кровавая карьера этого сталинистского агента. На русском языке некролог был впервые опубликован в Бюллетене Четвертого Интернационала, № 3, сентябрь 1990 г1990 г. Ниже он воспроизводится в отредактированном виде.

* * *

30 апреля 1990 года в больнице города Сан-Франциско в США в возрасте 82 лет умер от сердечного заболевания печально известный секретный сотрудник ГПУ Марк Зборовский. В 1930-е годы действия Зборовского привели к убийству как минимум четверых руководителей Четвертого Интернационала, включая старшего сына Троцкого Льва Седова. Информация, предоставленная Зборовским ГПУ, способствовала убийству самого Троцкого 50 лет назад 20 августа 1940 года.

Зборовский так никогда и не понес наказания за свои преступления против рабочего класса. Даже после его разоблачения правительство США относилось к Зборовскому весьма мягко. Это и не удивительно, ведь жертвами Зборовского были самые непримиримые враги капитализма. После того как его первоначальные трудности в США, связанные с легальным статусом, были улажены, американское правительство обеспечило ему авторитетное положение в научном мире, гарантировавшее ему приличный доход. Он прожил последние десятилетия своей жизни в престижном районе Сан-Франциско.

Но даже если Зборовский и избежал физического наказания за свои гнусные преступления, судьба его незавидна и позорна. Его будут вспоминать лишь в качестве примера отбросов человечества — как сексота, служившего контрреволюции за деньги.

Зборовский был ключевым агентом в огромной сети шпионов ГПУ, которая была вовлечена в уничтожение руководства марксисткой оппозиции тоталитарной диктатуре сталинистской бюрократии. В период, когда штаб-квартира троцкистского движения находилась в Париже, — в ключевые годы, предшествовавшие основанию Четвертого Интернационала в сентябре 1938 года, — Зборовский втерся в доверие к сыну и одному из важнейших политических сотрудников Троцкого Льву Седову. Его донесения были настолько важны, что Сталин лично просматривал их. Информация и организационные маневры Зборовского были одним из решающих элементов в подготовке убийств ведущих троцкистов, включая Эрвина Вольфа и Рудольфа Клемента, перебежчика из рядов ГПУ Игнатия Рейсса, Льва Седова и, в конечном итоге, самого Троцкого.

Беспощадные расправы с лидерами Четвертого Интернационала в Европе и Мексике стали кульминацией физической расправы над всеми ближайшими соратниками Ленина и Троцкого в ходе позорных спектаклей Московских процессов и последовавших вслед за ними чисток. Начиная с 1936 года, старые большевики, такие как Зиновьев, Каменев, Бухарин, Радек, Сокольников, Рыков и множество других, были подло оклеветаны и объявлены фашистскими «шпионами и вредителями». Их заставили ложно оговорить себя и признаться в том, что они десятилетиями работали на империализм, после чего они были казнены. Московские процессы и уничтожение троцкистов руками ГПУ стало апогеем кампании сталинистской бюрократии по ликвидации большевистской партии и ее руководства.

Марк Зборовский и Рамон Меркадер, убийца Троцкого, являлись воплощением этой смертоносной контрреволюционной роли сталинизма. Первый — как профессиональный шпион и доносчик, готовивший уничтожение своих ближайших товарищей; второй — как хладнокровный убийца, нанесший удар ледорубом по голове величайшего революционного марксиста двадцатого века.

Сейчас, когда распад сталинистских бюрократий в Восточной Европе, Советском Союзе и Китае провозглашается мировой буржуазией в качестве доказательства «банкротства марксизма», необходимо напомнить о настоящей исторической роли паразитической бюрократии, узурпировавшей власть советского рабочего класса, завоеванной в результате Октябрьской революции. Сталинизм — это не марксизм, а его самый заклятый враг. Сталинистская бюрократия укрепилась в Советском Союзе путем самого масштабного в мировой истории истребления марксистов и подлинных коммунистов.

Как с удовольствием отмечали в свое время представители империализма, Сталин уничтожил больше коммунистов, чем Гитлер и Муссолини вместе взятые.

Эти преступления оказали двойное влияние на международный рабочий класс. Убийство сотен тысяч, если не миллионов, старых большевиков, представителей всего революционного поколения, готовившего Октябрьскую революцию и руководившего ею, а затем воевавшего в Гражданскую войну, обезглавило советский рабочий класс и вырвало из рядов мирового пролетариата самые опытные и дальновидные кадры. В то же время кремлевская машина пропаганды неустанно трубила о том, что эти чистки ведутся в интересах социализма. Эта чудовищная ложь, — отождествление марксизма с массовым террором против рабочего класса, — подорвала образ социализма и нанесла громадный урон классовому сознанию миллионов рабочих.

Сегодняшние сталинистские вожди, — Горбачев, Ельцин и их аналоги по всей Восточной Европе, которые все являются наследниками кровавых дел Сталина и ГПУ, — пытаются завершить контрреволюционную работу, начатую паразитической бюрократией в 1920-е и 1930-е годы. Они уничтожают все, что осталось от завоеваний Октября и распространения планового и национализированного хозяйства на Восточную Европу. Они реставрируют капиталистические имущественные отношения и капиталистическую эксплуатацию советского и восточноевропейского пролетариата.

Пятьдесят лет назад бюрократия защищала свое повальное убийство большевиков, достигшее своей кульминации в убийстве Троцкого, утверждениями, согласно которым ее революционные противники якобы подрывали социализм. Теперь же бюрократия отбросила в сторону все свои претензии по защите социализма и открыто выступает в роли авангарда капиталистической реставрации в СССР. Она пытается укрепить свои привилегированные позиции путем превращения самой себя в компрадорский капиталистический класс, выступающий в роли агентуры мирового империализма внутри Советского Союза.

Давление мирового империализма на первое рабочее государство, — выразившееся во враждебной изоляции СССР, отсталости советского хозяйства, разрушенного тремя годами Гражданской войны, а также в поражениях рабочего класса Европы в начале 1920-х годов, — создало материальные условия для роста бюрократии в Советском Союзе.

Несмотря на национализацию производительных сил, Советский Союз оставался страной «всеобщей нужды», что способствовало росту бюрократии в роли «жандарма неравенства». Сталин пришел к власти, будучи представителем термидорианской реакции против 1917 года и исторических устремлений мировой революции, противоречивших узко-кастовым интересам бюрократии, которая была озабочена тем, чтобы гарантировать себе львиную долю национального дохода. Лозунг «социализма в одной стране», являясь идеологической сущностью сталинизма, стал выражением растущего осознания среди партийной и государственной бюрократии того, что ее материальные интересы отличаются от интересов советского и международного рабочего класса и враждебны им. Как объяснял Троцкий, официальный сталинистской лозунг «социализм в одной стране» собрал вокруг себя всех тех, кто думал: «Не все же для мировой революции... почему бы что-то и не для себя?»

Левая оппозиция сформировалась в 1923 году под руководством Троцкого, чтобы противостоять росту бюрократии внутри партии. Так как громадный бюрократический госаппарат стал продуктом объективных экономических проблем в СССР, порожденных мировым империализмом, то именно через этот аппарат и проходило давление мирового империализма на партию большевиков. Перерождение значительной части руководства большевистской партии было результатом этого давления.

Ведя борьбу за правильную тактику развития индустриальной базы и подготовку основ хозяйственного планирования в СССР, Троцкий понимал, что объективные условия, давшие толчок росту бюрократии и связанной с этим проблемы политического перерождения большевистской партии, могут быть успешно разрешены лишь в рамках интернациональной классовой борьбы. Длительная изоляция Советского Союза, разочарования из-за отсутствия прямой материальной поддержки со стороны рабочих Западной Европы, страшные трудности, длившиеся столько лет, — все эти элементы сплетались вместе, приводя к усилению атмосферы уныния в рабочем классе и помогая тем самым бюрократии в ее политике узурпации политической власти. Троцкий понимал, что лишь победа рабочего класса в Азии и Западной Европе сможет снова раздуть тлеющее пламя большевизма в сознании российского пролетариата.

Но сталинистская фракция нанесла свои самые сокрушающие удары именно по международному пролетариату и угнетенным массам. Ее политика бюрократического центризма привела к поражениям в Англии (1926 год) и Китае (1927 год). A эти поражения, в свою очередь, ускорили процесс перерождения большевистской партии. Левая оппозиция была запрещена, а ее лидеры исключены из компартии в 1927 году, после поражения Китайской революции. Политика Сталина подчинила китайскую компартию буржуазному Гоминьдану и привела к ее кровавому уничтожению, что нанесло сильнейший удар по надеждам советского пролетариата на революционные победы на Востоке. Троцкий был исключен из партии и сослан более чем на год в отдаленную Алма-Ату; в 1929 году его и вовсе выслали из СССР. Он жил в Турции, Франции, Норвегии, и, наконец, в Мексике — единственной стране земного шара, предоставившей ему политическое убежище.

Несмотря на невообразимые личные и политические трудности, включая исчезновение почти всей его семьи и политических единомышленников в СССР, Троцкий неустанно продолжал разоблачать контрреволюционную сталинистскую бюрократию и строить политические и организационные основы для ее революционного свержения рабочим классом.

В первые годы ссылки Троцкий боролся за реформу Коммунистической партии и Третьего Интернационала, утверждая, что они могут быть возрождены, если победить и изгнать сталинистскую фракцию. В центре его борьбы стояло стремление мобилизовать объединенную силу германского пролетариата в революционной борьбе, чтобы уничтожить растущую опасность гитлеровского фашизма и взять власть в свои руки. Троцкий был убежден, что победа социалистической революции в Германии решительно изменит позиции пролетариата в мировом масштабе; не в последнюю очередь потому, что она окончательно покончит с изоляцией советской власти, предоставит громадные ресурсы для экономического развития СССР и создаст условия для быстрой ликвидации бюрократических деформаций. Сочетание победоносной пролетарской революции в Германии и возродившегося Советского Союза, согласно Троцкому, превратит социализм в непреодолимую силу. В итоге, он называл Германию «ключом к мировой ситуации».

Однако политика кремлевской бюрократии систематически подрывала возможности победы в Германии. Провозглашенная Сталиным после VI Конгресса Коминтерна в 1928 году ультралевая линия «третьего периода» (поначалу поддержанная Бухариным) отвергла стратегию и тактику, которые были разработаны на первых четырех конгрессах Коминтерна под руководством Ленина и Троцкого.

Внутри СССР сталинисты начали жестоко проводить в жизнь разрушительный авантюризм сплошной коллективизации. За пределами СССР они принудили секции Коминтерна следовать линии, согласно которой революционная политика несовместима с любой формой политического сотрудничества с массовыми социал-демократическими партиями, — даже во имя общей защиты против буржуазного государства и фашизма. По Сталину, социал-демократия была всего лишь левым крылом буржуазного государства и поэтому (!) являлась «близнецом» фашизма. В Германии эта линия привела к катастрофическим последствиям. Несмотря на растущую угрозу фашизма, сталинисты сопротивлялись любым действиям в духе единого фронта объединенных сил КПГ и СДПГ против Гитлера. Сталинисты, наоборот, заявляли, что победа Гитлера будет меньшим злом, чем сотрудничество с «социал-фашистами», так как, согласно теоретикам Кремля, нацистский режим быстро рухнет и откроет дорогу победе компартии.

Троцкий изо всех сил боролся против этой безумной и пораженческой политики. Из ссылки в далеком Принкипо в Турции он анализировал гибельные последствия сталинистской линии и призывал к немедленному образованию объединенного фронта всех пролетарских организаций Германии против угрозы фашизма. Он объяснял, что сталинская линия играет на руку социал-демократическим лидерам, так как лишает коммунистических рабочих тактики, способной разоблачить перед миллионами рабочих, остававшихся членами реформистских организаций, факт того, что их лидеры не имеют ни малейшего намерения бороться с фашизмом. Из-под пера Троцкого одна за другой выходили работы несравненного полемического блеска; его статьи широко распространялись в Германии сторонниками Левой оппозиции. Но изменить линию Компартии оказалось невозможно. 30 января 1933 года без малейшего сопротивления Гитлер пришел к власти; интернациональный рабочий класс потерпел жесточайшее поражение в своей истории.

Поражение германского пролетариата завершило превращение бюрократии в контрреволюционную силу внутри СССР и международного рабочего движения. После выхода заявления сталинизированного Коминтерна, в котором утверждалось, что политика германской Компартии была совершенно правильна, Троцкий призвал к созданию Четвертого Интернационала. Он пояснил, что невозможно реформировать партию, поздравляющую саму себя за беспрецедентное политическое поражение. В течение следующих пяти лет Троцкий вел работу по организации и воспитанию новых интернациональных революционных кадров.

После катастрофы в Германии, приведшей к власти режим, который своей главной целью объявлял уничтожение СССР, сталинская бюрократия пришла к выводу, что защита ее материальных интересов в Советском Союзе требует создания политических союзов с «демократическими» империалистическими державами. Эти союзы могли быть обеспечены путем использования рабочего движения за пределами СССР в роли «разменной монеты» для реакционной советской дипломатии. Кремль принудил сталинистские партии подчинить интересы рабочего класса своих стран нуждам кремлевской внешней политики. Сталинистским партиям было предписано не мобилизовывать рабочий класс для свержения национальной буржуазии, а напротив, стать союзниками тех «демократических» буржуазных партий, которые были готовы пойти на подписание договоров с советской бюрократией. Эта реакционная линия, предавшая все принципы марксизма, была конкретизирована в политике «народных фронтов».

Стремление Сталиным к установлению дипломатических соглашений с империализмом требовало ликвидировать все следы большевизма в Советском Союзе. Бюрократия организовала Московские процессы и провела кровавые чистки, чтобы терроризировать русский пролетариат, уничтожить революционные традиции Ленина и Троцкого и убедить мировой империализм в том, что сталинизм порвал всякие связи с большевизмом и с программой мировой социалистический революции. В свою очередь, представители империалистической демократии приветствовали Московские процессы как примеры юридического правосудия: что может быть более «демократическим», чем систематическое уничтожение цвета большевизма!

Сталинизм превратил внешнюю политику Советского Союза, следуя объективным интересам привилегированной бюрократической касты, в защиту международного империалистического status quo. Непосредственным следствием политики народных фронтов стало кровавое поражение в Испании, — где сталинисты подавили революционное восстание рабочих Каталонии, а агенты ГПУ создали тюрьмы и камеры пыток для уничтожения всего революционного руководства рабочего класса. Сталин сдал испанский пролетариат на три десятилетия в руки фашизму, чтобы выслужиться перед британским и французским империализмом.

Анализ Троцким сталинистской бюрократии как контрреволюционного агентуры империализма в международном рабочем движении стал отправной точкой в его борьбе против сталинизма. В своей монументальной работе Преданная революция, давшей марксистский анализ перерождения Советского Союза, Троцкий предупреждал, что либо рабочий класс свергнет бюрократию в ходе политической революции, возвращая Советский Союз на путь мировой социалистической революции, либо бюрократия опрокинет имущественные отношения и плановое хозяйство, созданные Октябрем, реставрирует капитализм и превратится в новый класс собственников.

Основание Четвертого Интернационала в 1938 году стало политическим выражением непримиримого социального антагонизма между паразитической бюрократической кастой и советским пролетариатом, между нуждами планового советского хозяйства и коррумпированными привилегиями бюрократических хапуг, между интернациональной «перманентной революцией» и «социализмом в одной стране». Троцкий призывал советские массы к политической революции, видя в ней важнейшую составную часть мировой социалистический революции.

Мировой империализм вовсе не был безразличен к исходу борьбы между Троцким и Сталиным. Он безошибочно опознал в Сталине представителя консервативного направления в СССР. A в Троцком и Левой оппозиции видел непримиримого врага. В конце 1920-х годов один ведущий британский тори, — политический предшественник Маргарет Тэтчер, — публично призвал Сталина поставить Троцкого и других лидеров Левой оппозиции к стенке. Пройдет не много времени, и Сталин последует этому совету.

В декабре 1929 года Яков Блюмкин, бывший секретарь Л.Д. Троцкого, помогший ему редактировать его работу о Гражданской войне Как вооружалась революция, был расстрелян ГПУ. Он был первым русским соратником Троцкого, навестившим его в Турции летом того года; его расстрел был задуман Сталиным как предупреждение всем другим против какого либо контакта с сосланным вождем. Эта казнь сыграла роль водораздела в процессе перерождения партийного режима. Впервые большевика расстреляли за оппозицию партийному руководству. Этот расстрел стал предвестником массовых убийств 1936-38 годов.

Карл Радек, один из бывших лидеров Левой оппозиции, капитулировавший перед Сталиным и ставший его апологетом, передал Блюмкина в руки ГПУ. Троцкий с горечью писал: «Непосредственная причина гибели этого исключительного по преданности и смелости революционера покоится, по видимому, в двух обстоятельствах: в его собственной идеалистической доверчивости к людям, и в полном падении человека, к которому он обратился. Возможно, к тому же, что Радек и сам недостаточно оценил последствия своих действий, так как, в свою очередь, идеализировал Сталина» (Бюллетень оппозиции, № 9, февраль-март 1930 г1930 г., с. 11).

В конце 1931 года немецкая сталинистская газета Die Rote Fahne опубликовала статью, где говорилось, что белогвардейский офицер-эмигрант готовит террористическое покушение на Троцкого. Поскольку эта заметка не появилась в советской печати, Троцкий посчитал ее попыткой Сталина избежать ответственности перед лицом мировым общественным мнением за преступление, которое он сам планировал в течение долгого времени. В письме к членам Политбюро ВКП(б) от 4 января 1932 года он раскрыл факт, сообщенный ему Зиновьевым и Каменевым, что уже в 1924-25 годах, когда они были союзниками Сталина в правящем триумвирате, Сталин обсуждал возможность его устранения. Троцкий писал:

«Сталин пришел к выводу, что высылка Троцкого была ошибкой. Он надеялся, как это известно из его тогдашнего запротоколированного заявления в Политбюро, что — без ”секретариата” без средств — Троцкий станет только беспомощной жертвой организованной в мировом масштабе бюрократической клеветы. Аппаратный человек просчитался. Вопреки его предвиденьям оказалось, что идеи имеют собственную силу, без аппарата и без средств. Коминтерн есть грандиозная постройка, теоретически и политически совершенно опустошенная. Будущее революционного марксизма, значит и ленинизма, неразрывно связано отныне с международными кадрами левой оппозиции. Никакая фальсификация не поможет» (Хогтонский архив Гарвардского университета, Т-3423, с. 1; см. тж: http://web.mit.edu/fjk/www/Trotsky/sochineniia/1932/19320104.html).

Борьба по разоблачению преступлений ГПУ перед лицом международного рабочего движения составляла сердцевину подготовки политической революции. Эти преступления были не случайным зигзагом сталинизма, но неминуемым продуктом социального положения бюрократии внутри СССР и ее объективной роли агентуры империализма в рабочем классе. Троцкий был особенно бдителен по поводу попыток ГПУ проникнуть в секции Интернациональной левой оппозиции.

Несколько агентов ГПУ сыграли заметную роль в германской секции Левой оппозиции, где Седов организовал работу международной штаб-квартиры после высылки Троцкого из Советского Союза на Принкипо в Турции. Среди них были два брата из Литвы по фамилии Соболевич; их партийные имена были «Сенин» и «Велл», а позже, когда они переехали в США, — Джек Собл и Роберт Соблен. Благодаря Седову Собл встретился с Троцким на Принкипо, а затем в Копенгагене. Собл и Соблен разоблачили себя как агенты, когда в 1933 году во время прихода Гитлера к власти отвергли линию Левой оппозиции, призывавшую к созданию единого фронта всех рабочих партий против фашистов, и опубликовали сталинистскую программу, уравнивавшую социал-демократов с фашистами.

После поражения в Германии Троцкий публично назвал Собла и Соблена агентами ГПУ. В письменном уведомлении, направленном в разные секции троцкистского движения, он говорил: «Ясно, что провокатор не в силах уничтожить исторически прогрессивное движение, воплощенное в традициях революционного марксизма. Но не обращать внимания на действия сталинистских агентов, когда они вносят смятение и распад, а также прямую коррупцию, было бы непростительным легкомыслием. Мы должны остерегаться и быть наготове!» (см.: Writings of Leon Trotsky, 1932-33, p. 94).

После прибытия Троцкого в Мексику в январе 1937 года он энергично принялся за свою собственную защиту против клеветы подложных Московских процессов. Была создана комиссия по расследованию под руководством американского философа и педагога Джона Дьюи. Эта комиссия проводила свои заседания на вилле знаменитого художника Диего Риверы, чтобы проанализировать обвинения и факты в отношении Троцкого и его сына Льва Седова. Не успокаиваясь лишь на своем безукоризненном революционном прошлом, Троцкий ответил на все обвинения и голословные утверждения против себя и подверг «доказательства» Сталина беспощадной критике, публично разоблачив этот жалкий подлог.

2 ноября 1937 года Троцкий опубликовал призыв ко всем рабочим организациям. Он начинался словами: «Мировое общественное движение разъедается ужасной болезнью. Носителем заразы является Коминтерн или, вернее, ГПУ, для которого аппарат Коминтерна служит только легальным прикрытием. События последних месяцев в Испании показали, на какие преступления способны разнузданная и развращенная вконец московская бюрократия и ее наемники из деклассированных международных отбросов. Дело идет не о “случайных” убийствах и не о “случайных” подлогах. Дело идет о заговоре против мирового рабочего движения» (Бюллетень оппозиции, № 60-61, декабрь 1937 г1937 г., с. 1; см. тж: http://web.mit.edu/fjk/www/FI/BO/BO-60.shtml).

Несмотря на немногочисленность своих кадров, отсутствие материальных ресурсов и изоляцию, троцкистское движение и блестящая теоретическая работа его лидера ужасали Сталина. Бюллетень оппозиции продолжал находить доступ к значительной подпольной аудитории в Советском Союзе, — даже в окружении Сталина внимательно следили за оценками Троцкого. Хотя сам Сталин был беспомощен в сфере марксисткой теории, все же, будучи ветераном дореволюционной большевистской партии, он хорошо понимал силу идей и возможность даже небольшого числа революционных кадров превратиться при благоприятных условиях в решающую силу. Сталин был полон решимости уничтожить все следы марксистской оппозиции своему режиму.

Троцкий неоднократно выступал с публичными заявлениями о смертоносной активности сталинского ГПУ, агенты которого действовали, по сути, в роли наемных убийц мирового империализма. Он провел параллель между убийством Жана Жореса, Розы Люксембург и Карла Либкнехта в начале и конце Первой мировой войны с убийством Рудольфа Клемента накануне Второй мировой войны. 10 октября 1938 года он писал:

«Работа истребления интернационалистов началась в международном масштабе еще до открытия войны. Империализму не приходится более полагаться на счастливый случай: в лице сталинской мафии он имеет готовую международную агентуру по систематическому истреблению революционеров. Жорес, Либкнехт, Люксембург пользовались международной славой, как социалистические вожди. Рудольф Клемент был молодым и еще малоизвестным революционером. Тем не менее, гибель Клемента, секретаря Четвертого Интернационала, имеет глубокий символический смысл. Через своих сталинских гангстеров империализм указывает заранее, с какой стороны ему угрожает во время войны смертельная опасность» (Бюллетень оппозиции, № 71, ноябрь 1938 г1938 г., с. 11; см. тж: http://web.mit.edu/fjk/www/FI/BO/BO-71.shtml).

Попытки ГПУ уничтожить марксистскую оппозицию сталинской бюрократии достигли своего апогея 20 августа 1940 года в мексиканском Койоакане, когда ледоруб Меркадера обрушился на голову Льва Троцкого. Это событие стало преступлением века, поскольку оно обезглавило рабочий класс, отняв у него своего величайшего марксистского вождя в момент апогея сталинской контрреволюции.

Убийство Троцкого готовилось целой сетью агентов ГПУ в основных центрах Четвертого Интернационала. Среди этих агентов были Марк Зборовский в Париже, куда Лев Седов переместил штаб Интернационала после захвата власти Гитлером; Сильвия Франклин, личная секретарша Джеймса П. Кэннона, лидера американской Социалистической рабочей партии (СРП), работавшая в штабе СРП в Нью-Йорке; и Джозеф Хансен, личный секретарь Троцкого в Мексике, который вернулся обратно в США после убийства Троцкого и оставался ведущим лидером СРП до своей смерти в 1979 году.

Зборовский родился в мелкобуржуазной семье в Умани на Украине 21 января 1908 года. В 1921 году его семья эмигрировала в Польшу. Зборовский учился в Парижском университете, посещал аспирантуру в Руане, изучал философию в Гренобльском университете и вернулся в Парижский университет в 1933 году, где получил диплом по филологии в 1937 году и диплом по этнологии в 1938 году.

Имеющиеся документы не указывают точно, когда именно и почему Зборовский начал работать на ГПУ. Но нет сомнения, что после своего возвращения в Париж Зборовский начал еженедельно встречаться со своим связником из ГПУ, получал 200-300 франков за информацию о парижских троцкистах и подписывался псевдонимами «Марк» или «Этьен».

К 1935 году Зборовский установил связи с кругом европейских троцкистов, среди которых были Жан ван Хейенорт, секретарь Троцкого, голландский троцкист Хенк Сневлит, французы Раймона Молинье и Пьер Навилли, а также подруга Седова Жанна Мартин. Через них Зборовский, в конечном итоге, познакомился с Седовым и стал одним из его самых близких доверенных лиц, предоставив свои неординарные способности переводчика к услугам Льва Седова в его работе по ведению расследований и подготовке публикаций для Бюллетеня оппозиции.

Зборовский близко сотрудничал с другой эмигранткой из России, Лолой Даллин, известной в то время как Лола Эстрин. Последняя называла его своим «сиамским близнецом». Даллин, умершая в 1980 году, давно была под подозрением в том, что является агентом ГПУ, но против нее до сих пор нет решающих доказательств.

К 1936 году все люди, известные Седову со времен его участия в юном возрасте в революционной деятельности в Советском Союзе, были арестованы по подложным обвинениям и убиты сталинистами. Обе его сестры погибли, одна от туберкулеза, другая покончила с собой; его аполитичный брат-инженер, решивший остаться в СССР, бесследно исчез. Его родители жили в заграничной ссылке, гонимые из одной страны в другую, изолированные, с кляпом во рту, преследуемые со стороны ГПУ. Несмотря на все это, Седов неустанно работал, помогая своему отцу сбором материалов для его книги Преданная революция и для других исторических работ о преступлениях и политической траектории сталинизма, все время продолжая заниматься публикацией Бюллетеня оппозиции.

Зборовский продолжал мутить воду вокруг Седова. Окольными путями он разжигал фракционность среди европейских товарищей. Его поведение вызвало подозрения: Молинье, Навилль и Сневлит начали открыто высказывать сомнения по его адресу. Зборовский организовал кражу части архива Троцкого 6 ноября 1936 года из квартиры на улице Мишеле в Париже, где располагалось руководимое Борисом Николаевским отделение амстердамского Института социальной истории. Ног это было лишь предвестием гораздо более серьезных преступлений.

В июле 1937 года ведущий секретарь Троцкого Эрвин Вольф был направлен в Испанию, находившуюся в состоянии гражданской войны, чтобы выступать там против сталинистской тактики Народного фронта. Зборовский информировал об этом ГПУ, последнее остановило Вульфа на границе и убило его.

Спустя два месяца Игнатий Рейсс, высокопоставленный агент ГПУ, вступивший в Компартию, когда последняя еще была революционной организацией, перешел на сторону Троцкого. В открытом письме в ЦК ВКП(б) он заявил: «Чтобы Советский Союз, и вместе с ним и все международное рабочее движение не стали окончательно жертвой открытой контрреволюции и фашизма, рабочее движение должно изжить своих Сталиных и сталинизм. Эта смесь из — худшего, ибо беспринципного, — оппортунизма, с кровью и ложью грозит отравить весь мир и уничтожить остатки рабочего движения».

«Не народный фронт, а классовая борьба; не комитеты, а вмешательство рабочих для спасения испанской революции — вот что стоит сейчас в порядке дня! Долой ложь о социализме в одной стране и назад к интернационализму Ленина!» (Бюллетень оппозиции, № 58-59, сентябрь-октябрь 1937, с. 23; см. тж.: http://web.mit.edu/fjk/www/FI/BO/BO-58.shtml).

Рейсс связался с голландским центристом Хенком Сневлитом, который в том момент поддерживал политические связи с троцкистским движением. Сневлит назначил свидание с Седовым в Реймсе во Франции. Будучи доверенным лицом, Зборовский был одним из нескольких людей, знавших о местонахождении Рейсса. Он проинформировал об этом ГПУ. 4 сентября 1937 года Рейсс был убит из автомата громилами из ГПУ на железнодорожной станции около Лозанны в Швейцарии. В его кармане лежал билет до Реймса.

Вдова Рейсса Елизавета Порецкая избежала преследований ГПУ и сблизилась с кругом эмигрантов вокруг Седова. В своих мемуарах Наши она описала, как вел себя человек, подготовивший убийство ее мужа, играя роль преданного сторонника Льва Седова: «Этьен вполне привлекал меня своей личностью, и мне доставляли удовольствие наши разговоры о событиях в Советском Союзе; он быстро соглашался со мной о тамошних ужасах. Он был преданным семьянином и пару раз привел с собой своего ребенка. Он явно обожал своего маленького сына и не раз говорил мне, в своей раболепной, льстивой манере, что он надеется, что его сын будет похож на моего» (Our Own People, p. 263).

Подозрения насчет Зборовского росли. Сневлит сказал Елизавете Порецкой: «Среди нас агент, это тот польский еврей — Этьен.... Я говорю и повторяю, что эта правая рука Седова — агент ГПУ». Пьер Навилль настолько сильно подозревал Зборовского, что, согласно Порецкой, «он начал заезжать за ним на машине в последнюю минуту и везти его на собрание, чтоб Зборовский заранее не знал, где оно происходит». Раймон Молинье следил за Зборовским, но ни разу не застал его вместе с куратором из ГПУ.

В феврале 1938 года Льва Седова поразили кишечные боли. Зборовский сделал два телефонных звонка: один — чтобы вызвать скорую помощь, второй — в ГПУ. Зборовский и Лола Эстрин договорились о том, чтобы поместить Седова в больницу Мирабо в Париже. Это была больница, хорошо известная среди русских эмигрантов и, следовательно, знакомая агентам ГПУ. Золовка Эстрин Фаня Гинзбург помогала во время операции. После четырех дней на пути выздоровления Седову вдруг стало хуже, и он умер в смертельной агонии.

Несомненно, это было медицинским убийством, организованным ГПУ, которое узнало о местонахождении Седова от Зборовского. Джек Собл и убийца Троцкого Рамон Меркадер — оба признавали, что ГПУ убило Седова. После своего разоблачения Зборовский заявил, что день смерти Седова «был самым счастливым днем в моей жизни».

Через несколько месяцев, в июле 1938 года, в Париже исчез Рудольф Клемент, секретарь Троцкого, готовивший учредительную конференцию Четвертого Интернационала. Спустя несколько недель в Сене нашли его обезглавленное тело. По слухам, Клемент в то время собирал данные для разоблачения Зборовского.

Несмотря на убийства ведущих товарищей, учредительная конференция все-таки была проведена в Париже в сентябре 1938 года. Зборовский присутствовал как представитель Троцкого и русской секции в эмиграции и выступал на конференции. Во время этой конференции ГПУ устроило знакомство между рядовой американской троцкистской Сильвией Aгелофф и «Жаком Морнаром». «Морнар» — это была одна из кличек Меркадера, сына испанского агента ГПУ. Он использовал свою связь с Aгелофф для проникновения в среду американских сторонников Троцкого.

Сам Зборовский не смог попасть в дом Троцкого в Мексике, отчасти потому, что в отношении него усилились подозрения, вызванные анонимным письмом, полученным Троцким 1 января 1939 года в Койоакане. Это письмо, детально описавшее действия агента ГПУ, хотя и не назвавшее его имя, было написано Александром Орловым, высокопоставленным сотрудником ГПУ, который стал перебежчиком и попытался предупредить Троцкого о подготовке сталинской тайной полицией покушения на его жизнь.

Из-за опасений Орлова за собственную жизнь он не подписал письмо, представив его как послание бывшего сторонника Троцкого, который узнал о секретном агенте из разговора с перебежчиком из Красной Армии, генералом по фамилии Люшков. Несмотря на запутанную лжеисторию, информация Орлова была конкретной и уничтожающей. Он писал:

«Этот агент-провокатор в течение долгого времени помогал вашему сыну Л. Седову издавать ваш Бюллетень оппозиции в Париже и сотрудничал с ним до самой смерти. Люшков почти убежден, что имя провокатора — Марк. Он был фактически правой рукой Седова; он информировал ГПУ о каждом шаге Седова, даже о его действиях и личной переписке с вами; провокатор читал эту переписку с позволения Седова».

«Этот провокатор вошел в полное доверие вашего сына и знал о действиях вашей организации не меньше, чем сам Седов. Несколько чекистов заработали ордена благодаря этому провокатору».

«Этому провокатору 32-35 лет от роду. Он еврей, родился в российской Польше, хорошо пишет по-русски... Этот провокатор носит очки. Он женат и имеет ребенка... Попросите ваших доверенных товарищей в Париже... проверить его прошлое и узнать, с кем он встречается. Несомненно, вскоре ваши товарищи увидят его при встрече с офицерами из советского посольства» (How the GPU murdered Trotsky, New Park Publication, p. 100-101).

Орлов закончил письмо предложением о процедуре, позволяющей убедиться в том, что письмо получено: «Чтобы я узнал о вашем получении этого письма, пожалуйста, опубликуйте заметку в газете Socialist

Appeal в Нью-Йорке, где будет сказано, что редакция получила письмо от Штейна; пожалуйста, опубликуйте эту заметку в январе или феврале» (ibid., с. 101).

Троцкий немедленно отреагировал. Он послал письмо лидеру Социалистической рабочей партии СШA, написав ему: «Чрезвычайно секретно, чрезвычайно важно, чрезвычайно спешно. — Я получил чрезвычайно важную информацию от анонимного источника, который утверждает, что имеет контакт с высокопоставленными агентами ГПУ. Он передает, что давнишний сотрудник Бюллетеня оппозиции якобы является агентом-провокатором по имени Марк».

Троцкий посоветовал европейским товарищам сформировать комиссию «по наблюдению» за Зборовским-Этьеном. Он заявил: «Если информация будет подтверждена, то нужно будет обличить его перед французской полицией как похитителя архива в таких условиях, чтоб не дать ему сбежать» (Writings of Leon Trotsky, Supplement (1934-1940), Pathfinder Press, 1979, p. 818).

На следующий день Троцкий написал одному из своих самых доверенных товарищей в СРП Джону Дж. Райту: «В следующем номере Socialist Appeal абсолютно необходимо поместить следующее объявление... “ Письмо от ШТЕЙНА получено. Мы настаиваем на вашем свидании с абсолютно надежным товарищем. Пишите в Socialist Appeal АДРЕСAТУ МAРТИНУ”».

«Если вы получите ответ, то должны лично встретить этого человека. Этот вопрос может стать очень важным».

Орлов описал события, последовавшие за его письмом Троцкому в своих показаниях 1957 года, данных подкомиссии Конгресса Соединенных Штатов: «Вскоре, через месяц я получил отчаянное известие: “Я настаиваю, мистер Штейн, я настаиваю, чтобы вы пришли в редакцию Socialist Appeal и поговорили с товарищем Мартином”».

«Я пришел туда инкогнито. Я лишь посмотрел сбоку на этого Мартина, он показался мне не слишком надежным, вот и все».

Если Орлов подозревал, что агенты ГПУ были внедрены в штат сотрудников штаб-квартиры СРП, то он был прав. Ведущей секретаршей работала Сильвия Каллен/Франклин/Колдуэлл (см. прим. 1); позже она была разоблачена как засланный агент ГПУ. Весьма осторожный Орлов избежал участи другого высокопоставленного офицера ГПУ, генерала Вальтера Кривицкого, ставшего перебежчиком примерно в то же время. Последний был убит в 1941 году в своей комнате в вашингтонской гостинице; без сомнения, ГПУ заткнуло ему рот прежде, чем он смог пролить свет на преступления ГПУ.

Троцкий не знал в то время о бегстве Орлова за границу и думал, что письмо, обвинявшее «Этьена», было написано Кривицким. Он продолжал пытаться установить контакт. Согласно документам, Троцкий передал незаконченную рукопись своей биографии Сталина одному из своих американских секретарей Джозефу Хансену, чтобы тот привез ее в США и употребил как некую визитную карточку в контакте с анонимным автором. Несмотря на почти лихорадочную надежду Троцкого, Хансен не смог связаться с Орловым. Это, вероятно, спасло последнему жизнь, так как сам Хансен был осведомителем ГПУ, и Орлов разделил бы участь Кривицкого.

Один человек выступил в защиту Зборовского после появления письма Орлова, — помощница и «сиамский близнец» Зборовского (по ее собственным словам) Лола Эстрин. Она упомянула о дискуссии с Троцким насчет письма Орлова в ходе своих показаний комиссии Конгресса США, рассматривавшей вопрос о действиях советских агентов в Соединенных Штатах.

«Я впервые услышала об этом (что Зборовский был провокатором) летом 1939 года, когда навестила мистера Льва Троцкого в Мексике. Он получил неподписанное письмо от человека, который сообщал, что ближайший друг его сына, не называя его по имени, говоря просто “Марк”, был агентом НКВД. Письмо было довольно неприятным, в нем было очень много деталей, в нем говорилось, насколько я помню: “Попросите одного из ваших друзей в Париже проследить за этим человеком, чтобы выяснить, где и с кем он встречается, что делает”».

«И когда мистер Троцкий показал мне это письмо и спросил меня, что я об этом думаю, я почувствовала себя некомфортно, ведь детали были настолько неприятны. В письме было слишком много деталей. Я обдумала это, поговорила с ним и сказала: “Это, несомненно, провокация НКВД, они хотят лишить вас нескольких ваших сотрудников во Франции”».

«В то же самое время он получил другой письмо от анонимного агента, где говорилось, что женщина, то есть я, приедет к нему и попытается его отравить».

«И мы оба решили: “Вот так они работают? Они хотят, чтоб вы порвали с теми немногими оставшимися людьми во Франции, с теми русскими, которые в Париже”. И мы решили не принимать это всерьез, что это затея НКВД» (Scope of Soviet Activity in the United States, US Government Printing Office, 1956, p. 137).

Ей был задан вопрос: «И вы посоветовали ему поступать именно так?»

Миссис Даллин ответила: «И когда я вернулась в Париж, то первым делом я рассказала обо всем мистеру Зборовскому» (ibid.).

Второе письмо, о котором упоминает Эстрин, было не от другого «анонимного агента» а снова от Орлова. Орлов повторил свое предупреждение о Зборовском и добавил новую информацию, о том, что сама Лола Эстрин была агентом ГПУ. Существование этого письма известно через различные ссылки на него, но сам текст был положен под сукно руководством СРП, которое располагает оригиналом.

Растущие подозрения, вызванные письмом Орлова, нейтрализовали действия Зборовского в Четвертом Интернационале, хотя бы временно, пока был жив Троцкий. Но работа по главному направлению нелегальных усилий ГПУ, подготовке физического уничтожения Троцкого, продолжалась. 24 мая 1940 года молодой американский охранник Роберт Шелдон Харт впустил группу сталинистских громил под руководством мексиканского художника Давида Aльфаро Сикейроса в огороженный двор дома Троцкого. Хотя они обстреляли спальню Троцкого из автоматов и использовали зажигательные устройства, Троцкий и его семья чудом остались невредимы. Харт исчез вместе с налетчиками. Его мертвое тело было найдено месяц спустя.

Троцкий обобщил политические уроки этого покушения в своей последней законченной статье, написанной 8 июня 1940 года и опубликованной под названием «Сталин ищет моей смерти». Он писал:

«Движение, к которому я принадлежу, есть движение молодое, возникшее под небывалыми преследованиями московской олигархии и ее агентуры во всех странах мира. Вряд ли в истории вообще можно найти другое движение, которое в такое короткое время понесло бы такие многочисленные жертвы, как движение Четвертого Интернационала. Я лично глубоко верю, что в нашу эпоху войн, захватов, грабежей, разрушений, и всяких других зверств Четвертому Интернационалу суждено выполнить большую историческую роль. Но это будущее. В прошлом же он знал только удары и преследования. Никто не мог надеяться за последние 12 лет при помощи Четвертого Интернационала сделать карьеру. Поэтому к движению примыкали люди бескорыстные, убежденные, готовые отказаться не только от материальных благ, но, в случае необходимости, и жертвовать жизнью. Не желая впадать в идеализацию, я все же позволяю себе сказать, что вряд ли можно сейчас в какой-либо другой организации найти такой отбор людей, преданных своему знамени и чуждых личных претензий, как в Четвертом Интернационале» (Хогтонский архив Гарвардского университета, док. Т-4887; см. тж.: http://web.mit.edu/fjk/www/Trotsky/sochineniia/1940/19400608.html).

В заключение он говорил:

«В оправдание своей травли против меня, прикрывающей покушения ГПУ, агенты Кремля говорят о моем “контрреволюционном” направлении. Все зависит от того, что понимать под революцией и контрреволюцией. Самая могущественная сила контрреволюции нашей эпохи это — империализм, как в своей фашистской форме, так и под квази-демократическим прикрытием. Ни одна из империалистских стран не хочет допустить меня в свои пределы. Что касается угнетенных и полунезависимых стран то они отказываются принимать меня под давлением империалистских правительств или московской бюрократии, которая играет сейчас во всем мире крайне реакционную роль. Мексика оказала мне гостеприимство потому, что Мексика — не империалистская страна и потому, что ее правительство оказалось, в виде редкого исключения, достаточно независимым от внешних давлений, чтоб руководствоваться собственными принципами. Я могу поэтому сказать, что живу на земле не в порядке правила, а в порядке исключения».

«В реакционную эпоху, как наша, революционер вынужден плыть против течения. Я делаю это по мере сил. Давление мировой реакции, пожалуй, беспощаднее всего сказалось на моей личной судьбе и судьбе близких мне людей. Я отнюдь не вижу в этом своей заслуги: таков результат сцепления исторических обстоятельств» (там же).

Троцкий осознавал, что сталинистская петля вокруг него затягивалась все туже, что это лишь вопрос времени, когда цель будет достигнута. За несколько дней до своей смерти он сказал мексиканскому журналисту: «Я буду убит или одним из них здесь или одним из моих друзей извне, кем-то, кто имеет допуск в дом. Ведь Сталин не может меня пощадить». Прогноз Троцкого был трагически справедлив. 20 августа 1940 года Рамон Меркадер был допущен в кабинет Троцкого, где он глубоко вонзил ледоруб в череп великого большевистского лидера. Троцкий пытался бороться с убийцей и предотвратил его бегство, но быстро впал в кому. На следующий день он умер.

Меркадера осудили, признали виновным и посадили в тюрьму на 20 лет; он так никогда и не признался в своей роли агента ГПУ. Но известный мексиканский криминалист, доктор Кироз-Куарон, в 1949 году недвусмысленно идентифицировал личность Меркадера. Как только его выпустили из тюрьмы в 1960 году, Меркадер вылетел на Кубу, где был радушно принят Фиделем Кастро. Затем он перебрался в Советский Союз, где убийца Троцкого был награжден сталинистской бюрократией во главе с Хрущевым орденом. Согласно сообщениям в прессе, он умер в 1978 году.

Зборовский возобновил свою карьеру шпиона ГПУ в троцкистском движении, теперь уже в США. Когда немецкие фашисты захватили Францию в 1940 году, Зборовский бежал на юг страны и оказался в одном из концлагерей режима Виши. Лола Эстрин пришла ему на помощь, приехала в Виши и организовала освобождение Зборовского, а затем его эмиграцию в Соединенные Штаты через Лиссабон. Он прибыл в Филадельфию 29 декабря 1941 года.

Зборовский перебрался в Нью-Йорк и возобновил свою работу на ГПУ, шпионя за троцкистами и другими противниками сталинистской бюрократии в Нью-Йорке. Собрания руководства Четвертого Интернационала — которое было вынуждено переехать в Нью-Йорк, чтобы сохранить возможность международных связей в годы войны, — проходили на квартире Зборовского, несмотря на то, что Джозеф Хансен хорошо знал о подозрениях, поднятых в письме Орлова.

Зборовский стал частью сети антитроцкистских агентов под руководством Джека Собла, который иммигрировал в Соединенные Штаты вместе со своим братом, доктором Робертом Собленом, и продолжал работать на ГПУ. Он регулярно передавал информацию, собранную в ходе своего общения с лидерами Четвертого Интернационала, а также с другими своими знакомыми в эмигрантских кругах Нью-Йорка. Несомненно, он помогал ГПУ находить и уничтожать членов троцкистского подполья в Европе.

Подлинные политические взгляды этого агента ГПУ выявились в одной беседе, описанной бывшим секретарем и корреспондентом Четвертого Интернационала Жаном ван Хейенортом, состоявшейся, согласно его воспоминаниям, в 1943 или 1944 году.

«В то время прояснились размеры русских концентрационных лагерей. В ГУЛAГе было примерно 20 миллионов человек. Впервые люди узнали об этом и начали всерьез задумываться об этом; и я начал менять свое мнение об СССР. У меня состоялся серьезный разговор со Зборовским о России, о государстве, о сталинистах и так далее, и мы говорили о концлагерях и о том, насколько широко они распространены по России. Я упомянул о размахе концлагерей, и он сказал, что в России всегда были концентрационные лагеря, и что ничего не меняется. Это меня тогда разозлило, и я прекратил беседу. Это была, наверное, последняя наша серьезная беседа» (How the GPU Murdered Trotsky, p. 167).

Между тем Зборовский продолжал строить свою научную карьеру антрополога — в Колумбийском университете, в Массачусетском технологическом институте и в Корнелльском медицинском колледже. Он установил близкие профессиональные связи с такими ведущими антропологами как Рут Бенедикт и Маргарет Мид. Он состоял в штате нью-йоркского Научного института иудаизма (Yiddish Scientific Institute) и Aмерикано-еврейского комитета, а также работал преподавателем в Гарвардском университете. Он опубликовал книгу о своем детстве в Умани под названием Жизнь с людьми (Life Is With People).

Тихая жизнь уважаемого антрополога была взорвана новым публичным появлением Александра Орлова, который после смерти Сталина в 1953 году опубликовал свои разоблачения преступлений Сталина. В декабре 1954 года Орлов узнал, что Зборовский живет в Соединенных Штатах. Он немедленно предоставил информацию о нем прокурору Соединенных Штатов и Федеральному бюро расследований, которые в течение следующих нескольких лет неоднократно допрашивали Зборовского.

Позднее Орлов так описал значение показаний Зборовского на слушаниях в Конгрессе: «Его так высоко ценили, что даже Сталин знал о нем. Его значение, как я позже понял, состояло в том, что он мог в любой момент подготовить убийство Троцкого или сына Троцкого. Благодаря огромному доверию к нему со стороны Троцкого и Седова он мог в любой момент рекомендовать Троцкому секретарей, охранников и, таким путем, был способен помочь проникновению убийцы в дом Троцкого в Мексике» (Testimony of Alexander Orlov before the Subcommittee to Investigate the Administration of the Internal Security Act and other Internal Security Laws, of the Committee on the Judiciary, United States Senate, December 28, 1955, US Government Printing Office, 1962, p. 2).

Разоблачение Орлова, из которого следовало, что неотлучный Этьен, правая рука Седова в Париже, был агентом ГПУ, вызвало гораздо большую реакцию со стороны ФБР, чем Социалистической рабочей партии. ФБР неоднократно допрашивало Зборовского, а в 1956 году он давал публичные показания подкомитету по внутренней безопасности Сената СШA. В тот же период ФБР арестовало Собла, руководителя этой группы агентов. В 1957 году Зборовский дважды давал показания специальной коллегии присяжных заседателей штата Нью-Йорк (United States Grand Jury for the Southern District of New York), которая вела расследование действий ГПУ.

21 апреля 1958 года Зборовскому было предъявлено обвинение в лжесвидетельстве под присягой, когда он заявил, что был незнаком с Соблом. Материал об аресте Зборовского был опубликован на первой странице газеты New York Times на следующий день. Зборовского осудили, признали виновным и приговорили к пяти годам тюремного заключения — максимальному сроку по этой статье. Суд над ним и приговор широко освещались в буржуазной прессе. Его приговор, однако, был впоследствии отменен Апелляционным судом (United States Court of Appeals for the Second Circuit). Зборовского судили повторно, снова признали виновным в 1962 году и приговорили к трем годам и одиннадцати месяцам заключения в федеральной тюрьме. Там он провел лишь малую часть своего срока; после освобождения в 1964 году ему было разрешено продолжать карьеру антрополога в Сан-Франциско.

Тот факт, что Зборовский смог вернуться к своей благополучной карьере ученого, показывает, как империализм, несмотря на свои конфликты с кремлевской бюрократией, оценил вклад агентов ГПУ в сохранение своей собственной власти. Хотя Зборовский и пострадал за нелегальный шпионаж в Соединенных Штатах, американская буржуазия не особенно беспокоилась по поводу его роли в убийствах троцкистов. A либеральная интеллигенция, — которая в большинстве своем одобрила Московские процессы и поддерживала Сталина против Троцкого, — относилась к Зборовскому с особой симпатией. Елизавета Порецкая, вдова Игнатия Рейсса и тоже антрополог, знавшая Зборовского, писала о суде над ним: «Многие коллеги Этьена из числа антропологов приходили на суд и собирались вокруг него во время перерывов, напоказ демонстрируя свое дружелюбие и доверие к нему. Они ничего не знали об агентах и секретной полиции или о советской политике; для них советский агент и лжесвидетель являлся всего лишь невинной жертвой политического преследования. Они решительно применяли свою методологию примитивных обществ к новейшему террору; я поняла это, когда выдающийся американский антрополог сказал мне после суда: “В этой стране мы против принесения человеческих жертв”» (Our Own People, p. 274)

Джек Собл признал себя виновным по обвинению в шпионаже и провел четыре года в тюрьме. Доктор Роберт Соблен был арестован по обвинению в шпионаже 29 ноября 1960 года, — к этому времени брат Собла стал известным психиатром в Нью-Йорке. Секретарь партийного комитета СРП в конце 1930-х–1940-х годах Сильвия Франклин была упомянута в обвинительном заключении как один из членов тайной сети [1]. Соблен был осужден за шпионаж и приговорен к пожизненному заключению. Он покончил собой 6 сентября 1962 года в лондонском аэропорту, когда его под стражей доставляли в США из Израиля, куда он сбежал, оказавшись на свободе после уплаты залога.

Хотя разоблачения Зборовского, Собла и Соблена и их судебные перипетии широко освещались в капиталистической прессе, Социалистическая рабочая партия, находившаяся тогда в состоянии глубокого политического упадка и перерождения, оставалась странным образом безмолвной. Несмотря на то что судебные процессы проводились в федеральном суде в Foley Square в Нью-Йорке, всего в нескольких кварталах от штаб-квартиры СРП, ее пресса ничего не сообщала о процессе над Соблом, о процессе над Собленом или о двух процессах над Зборовским. Единственная появившаяся статья о Зборовском была поверхностным пересказом статей, написанных Давидом Даллином, мужем Лолы Эстрин, и напечатанных в выпусках журнала The New Leader от 19 и 25 марта 1956 года; эта статья появилась 9 апреля 1956 года за подписью Джозефа Хансена.

Молчание СРП, — так же вел себя ревизионистский Интернациональный Секретариат под руководством Мишеля Пабло и Эрнеста Манделя, — казалось в особенности странным и необъяснимым на фоне того, что другие члены троцкистского движения требовали объяснений. Стоит упомянуть Жоржа Вереекена, бельгийского революционера, знавшего Зборовского еще в Париже. В своей книге ГПУ в троцкистском движении (The GPU in the Trotskyist Movement) Вереекен описал интерес, поднятый первыми разоблачениями в ходе государственных расследований в США.

Согласно Вереекену, французский паблоист Пьер Франк заметил: «Зборовский был допрошен подкомиссией американского Сената. Мы не можем ожидать больше информации о его действиях в наших рядах из этого источника. Американским группам... следовало бы собраться и заставить этого Этьена заговорить. К сожалению, нам кажется, что они не очень заинтересованы в этом деле» (Georges Vereeken, The GPU in the Trotskyist Movement, New Park Publications, p. 4-5).

На паблоистском съезде 1964 года, как позднее писал Вереекен, я «детально обрисовал все это дело в отношении Зборовского, а также масштаб ударов, нанесенных ГПУ нашему движению. Мандель трижды пытался остановить чтение моего заявления. Однако другой член руководства, который был в нашей группе до и во время войны, энергично защитил меня и дал мне закончить» (ibid., p. 351).

У Манделя и Пабло имелись определенные политические соображения, почему они отказались заниматься систематическими разоблачениями преступлений ГПУ, на которых всегда настаивал Троцкий [2]. Начиная с 1949 года, они развили политическую перспективу, согласно которой сталинистская бюрократия в Советском Союзе доказала — вследствие упразднения капиталистических имущественных отношений в Восточной Европе, — что она может играть революционную роль. Они заявляли, что смерть Сталина в 1953 году открыла путь процессу «самореформы» бюрократии, и что перспектива Троцкого о насильственном свержении сталинистской бюрократии устарела. Разоблачение кровавой работы сталинистской секретной полиции против троцкистского движения, — факты, которые остались замолчаны в свое время Хрущевым и до сих пор табуированы при Горбачеве, — стало политически неудобным.

Кроме того, вполне возможно, что провокаторы ГПУ, включая и участников организации покушения на жизнь Троцкого, до сих пор работали внутри Четвертого Интернационала. Конечно, эти агенты не желали изобличить роль Зборовского, что могло привести к неудобным вопросам, ведущим к их собственному разоблачению.

В 1961 году после прочтения книги Исаака Дона Левина Ум убийцы (The Mind of an Assassin), посвященной убийству Троцкого, Джерри Хили, лидер Социалистической рабочей лиги, британской секции Международного Комитета, написал письмо об «Этьене» Джозефу Хансену. После Второй мировой войны Хили встретил европейского троцкиста, употребляющего имя «Этьен». Он хотел узнать, этот ли «Этьен» был тем самым Зборовским, упомянутым в книге Левина. Помимо этого Хили подчеркнул важность проведения всестороннего расследования роли ГПУ внутри Четвертого Интернационала. Хили писал: «Джо, я думаю, что мы должны провести широкую дискуссию обо всем этом, и я был бы рад узнать ваше мнение. Прав ли Левин в вопросе об Этьене?»

«Если это так, то нам необходимо в скором времени провести полноценное расследование всех интернациональных последствий для троцкистского движения» (The Indictment Stands, Labor Publications, p. 10).

Хансен и его паблоистские союзники не были заинтересованы в каких-либо «полноценных расследованиях» роли ГПУ в троцкистском движении. Хансен не объяснил Хили, что «Этьен», с которым тот сотрудничал, был совершенно другим человеком, не Марком Зборовским.

Вместо проведения расследования Хансен, неубедительно жалуясь на нехватку людей в качестве объяснения того, почему не было репортажа о суде над «Этьеном», писал: «Одной из наших первостепенных целей было не дать малейшей поддержки точке зрения Левина о том, что наша организация переполнена шпионами. Подобное мнение является смертельной отравой, оно может нанести гораздо больший урон, чем случайный шпик, с способный затесаться в ряды любой организации» (ibid., p. 11).

На своем Шестом Съезде в мае 1975 года Международный Комитет Четвертого Интернационала инициировал Безопасность и Четвертый Интернационал (Security and the Fourth International) — первое систематическое расследование проникновения ГПУ в троцкистское движение. Была собрана и проанализирована вся доступная информация о махинациях братьев Соболевич, Зборовского и Меркадера, об убийствах Рейсса, Вольфа, Клемента, Седова и Троцкого.

В августе того же года Дэвид Норт из Рабочей Лиги застал Зборовского возле собственного дома в богатом пригороде Сан-Франциско, где тот комфортно жил на склоне лет. Норт сфотографировал Зборовского с его женой Региной. Зборовский набросился на Норта, а его жена сказала с угрозой: «Если ты что-то сделаешь с этими снимками, тебе несдобровать!» [3]

Международный Комитет опубликовал фотографии и документы о действиях Зборовского, Джека Собла, Роберта Соблена и Меркадера в книге Как ГПУ убило Троцкого и в других работах серии публикаций Безопасность и Четвертый Интернационал. В результате этого кадры движения и политически сознательные рабочие всего мира узнали о кровавой, контрреволюционной роли сталинизма, о жгучей настоятельности соблюдения мер безопасности внутри революционного движения. МКЧИ также проанализировал многочисленные данные, свидетельствовавшие о том, что секретарша Кэннона Сильвия Франклин была агентом-провокатором ГПУ.

Расследование, проведенное МКЧИ, обнаружило документы, из которых следовало, что Джозеф Хансен скрывал свои прежде неизвестные связи вначале с ГПУ, — в период до убийства Троцкого, а после этого — с американским ФБР [4]. Все эти контакты проходили втайне от руководства СРП и достигли кульминации, когда Хансен направил в Госдепартамент США письмо, где просил назначить государственного служащего, «которому можно со всей надежностью передавать тайную информацию». Хансена направили к начальнику бюро ФБР в Нью-Йорке Б. Е. Сэкету (B.E. Sackett). Точно так же как отчеты Зборовского попадали на стол Сталина, так и связь между Хансеном и ФБР оказалась в поле зрения Дж. Эдгара Гувера. Хансен назвал работу Международного Комитета по разоблачению Зборовского «порожним колодцем» и защищал Сильвию Франклин как «образцового товарища» [5].

Ни одна другая организация в мире не поддержала расследование Безопасность и Четвертый Интернационал и не опубликовала его результаты. Напротив, расследование было осуждено Социалистической рабочей партией и ее ревизионистскими союзниками вроде Манделя по всему миру [6]. Их кампания очернения достигла апогея в январе 1977 года, когда Мандель, Джордж Новак, Тарик Aли и Пьер Ламбер собрались вместе на печально известном митинге в Лондоне в защиту Хансена, которое МКЧИ метко назвала «платформой стыда».

Заявление Международного Комитета, опубликованное в то время, гласило: «Те, кому знакома история борьбы против ревизионизма, не смогут, пожалуй, подавить неудержимый приступ рвоты, вызванный наглостью организаторов, которые пытаются защитить и сокрыть преступные действия ГПУ и его наемников, прикрываясь фальшивым лозунгом защиты “рабочей демократии”... Разоблачение преступлений Сталина и соучастия в них ревизионистов, стремящихся сокрыть правду об этих преступлениях, имеет важнейшее значение для подготовки новых революционных кадров. Те, кто каким-либо образом препятствуют выполнению этой задачи, помогают контрреволюционному сталинизму. Вы предупреждены».

Кампания, начатая МКЧИ расследованием Безопасность и Четвертый Интернационал, привела к обвинению лидера СРП Джозефа Хансена в том, что он намеренно прикрывал и защищал сталинистских агентов ГПУ. Спустя несколько лет наследники Хансена в руководстве СРП недвусмысленно и публично подтвердили это обвинение на деле: совместно с агентом ГПУ Зборовским они попытались спасти его от дачи под присягой показаний на суде относительно его преступлений против троцкистского движения.

Международный Комитет поддержал судебный иск члена СРП Aлана Гельфанда против правительства СШA и против СРП по поводу его исключения из СРП за то, что он начал поднимать вопросы о роли Джозефа Хансена и Сильвии Франклин и требовать, чтобы СРП дала ответ по поводу документов, опубликованных МКЧИ. Гельфанд заявил в своем иске, что его гражданские права были нарушены правительственными агентами внутри СРП, организовавшими его исключение для того, чтобы заткнуть ему рот и сохранить свои доминирующие позиции в партии.

Во время рассмотрения иска Гельфанда его адвокаты получили возможность под присягой вести опрос разных свидетелей. Национальный секретарь СРП Джеку Барнсу, который жаловался на «преследование» Сильвии Франклин со стороны Рабочей Лиги, были заданы вопросы об отношении СРП к агентам ГПУ:

Вопрос: Откуда вы узнали, что Рабочая Лига преследовала Сильвию Колдуэлл (Франклин)?

Ответ: Я знаю, что это движение направило агентов, чтобы попытаться обманным путем поговорить с ней. Они пытались сфотографировать ее на улице с бигудями в волосах, и они попытались смутить ее, опубликовав эти фотографии в газете. Она уже 30 лет как вышла из нашего движения. У нее есть право на обычную частную жизнь американского гражданина, без каких-либо преследований. У нее есть право на приватность. Нет никакого права преследовать ее мужа и ее соседей, которые не имеют ничего общего с социалистическим движением. Даже тот факт, что она состояла членом [партии], это ее личное право, право не рассказывать об этом никому. В этом все дело.

В: Изменилось бы ваше мнение, если бы вы узнали, что она была агентом ГПУ?

О: Даже и у них есть личные права.

В: Является ли защита агентов ГПУ вашей задачей?

О: Моя задача — защищать американских граждан, борясь и работая в нашем движении и защищая права нашей партии, когда на них нападают.

В: Ущемляются ли права вашей партии, если в рамках закона ведется расследование действий ГПУ внутри вашего движения?

О: Когда люди преследуются организациями, единственная цель которых — преследовать людей, то их права оказываются задеты. Вы ранее упомянули о мистере Зборовском. Этот человек заявил под присягой, что был связан с агентствами, враждебными нашему движению. Даже мистер Зборовский имеет те же права, что и все другие граждане этой страны» (The Gelfand Case, Labor Publications, p. 421-22).

Защита Зборовского, убийцы, Социалистической рабочей партией приняла еще более явную форму после того, как Гельфанд вручил 18 февраля 1982 года повестку в суд этому агенту ГПУ в его доме на Манзанита Aвеню в Сан-Франциско, чтобы принудить его дать показания под присягой. Адвокаты СРП, сами являвшиеся членами партии, подали в суд прошение о «защитном ордере» со стороны суда, чтобы не допустить опроса этого свидетеля. Гельфанд успешно опротестовал это прошение.

15 апреля 1982 года Зборовский, наконец, явился для дачи показаний в юридическое бюро вместе со своим собственным адвокатом. Когда адвокаты Гельфанда стали задавать ему вопросы, он отказался отвечать на любой из них, заявив, что его слова могут привести к самооговору, что нарушит его личные права и свободы. Впоследствии адвокаты Гельфанда подали прошение, чтобы принудить Зборовского к ответам. Адвокаты СРП помогли Зборовскому подготовить для суда документы, позволяющие заблокировать прошение Гельфанда и избежать необходимости давать ответы под присягой.

Два судебных чиновника, федеральный магистрат Дж. Стил Лэнгфорд (J. Steele Langford) и федеральный судья Мариана Р. Пфельцер (Mariana R. Pfaelzer), — оба заняли сторону Зборовского, заявив, что он не обязан отвечать. В противном случае он может раскрыть личности агентов внутри СРП, нарушив принятый в 1982 году закон о защите сотрудников спецслужб (Intelligence Identities Protection Act). Таким образом, Социалистическая рабочая партия помогла заблокировать последнюю для троцкистского движения возможность заставить Зборовского говорить и раскрыть все известные ему факты об аппарате убийств, превратившего в мучеников своих же руководителей [Рейсс, Кривицкий].

Эта история обнажила прямую связь между кровавыми тайными операциями ГПУ в 1930-е годы и нынешним руководством СРП. Aнтитроцкистский аппарат провокаторов ГПУ, в котором Зборовский играл столь важную роль, был в значительной мере перевербован и перешел на сторону разведывательных служб американского империализма в конце 1940-х и в 1950-е годы. После окончания Второй мировой войны (и сопутствующего военного сотрудничества между советской бюрократией и американским империализмом) условия, в которых находились действовавшие внутри СШA советские агенты, изменились. Во время войны правительство СШA не препятствовало сталинистским диверсиям против троцкистского движения. Ведь, в конце концов, само американское правительство бросило в тюрьму всех руководителей троцкистского движения по обвинению в государственной измене. Но с наступлением «холодной войны» и из-за страхов американской буржуазии относительного того, что Советский Союз украдет ее «атомные секреты», Вашингтон решил положить конец действиям ГПУ в Соединенных Штатах.

Наиболее ценные секретные агенты ГПУ были арестованы, а их шпионские сети ликвидированы. Оперативникам рангом ниже был предложен выбор: либо сотрудничать с ЦРУ, либо сесть в тюрьму, а то и кое-что пострашнее. Одна из целей подлога и расправы над супругами Розенбергами — убедить оперативников ГПУ, что лучше им пойти на сотрудничество. Таким образом, если самые значимые кадры ГПУ вроде Зборовского и его коллег Собла и Соблена были обезврежены путем судебных преследований и заключений, то их подопечные, в частности, Джозеф Хансен, перешли в ведение новых кураторов из ФБР и ЦРУ.

Решение капиталистического суда, давшее защиту старому шпиону ГПУ от вызова в суд и дачи показаний под присягой, — в рамках закона, принятого специально для защиты личной неприкосновенности агентов американской разведки! — наглядно продемонстрировало наличие прямого сотрудничества между империализмом и сталинистской машиной смерти.

Зборовскому было позволено доживать остаток своих дней в богатом районе Сан-Франциско, обладая престижем важного научного работника. Его покровители обеспечили ему прикрытие даже после смерти: его похороны прошли без огласки, а капиталистические газеты почти на две недели задержали публикацию сообщения о его смерти. Этот человек заслужил благодарность и сталинизма, и империализма.

Преступления сталинизма и его агентов по большей части остаются нераскрытыми и сегодня. Горбачев и другие наследники Сталина держат факты под замком. Ничто не обнажает политический цинизм горбачевской «гласности» больше, чем факт того, что антитроцкисткие документы в архивах ГПУ-КГБ остаются засекреченными до сего дня. Имена и методы тех, кто занимался уничтожением интернациональной марксисткой оппозиции сталинизму, до сих пор еще не раскрыты.

Примечания:

1. Сильвия Франклин (Каллен) была известна в СРП под фамилией Колдуэлл и работала ведущей секретаршей в национальной штаб-квартире СРП с 1938 по 1947 год. Она покинула СРП после того, как руководство партии было проинформировано о ее секретной деятельности. В 1950 году бывший редактор газеты Компартии СШA Луис Буденц публично разоблачил роль Франклин как антитроцкистского шпиона в своей книге Безликие люди (Men Without Faces). Франклин передавала в руки ГПУ протоколы заседаний ведущих комитетов СРП, копии переписки с Троцким и с другими лидерами Четвертого Интернационала, сведения о финансах партии и разные личные слухи. Она регулярно уходила из национальной штаб-квартиры СРП, чтобы посетить расположенную неподалеку квартиру ее напарницы по ГПУ Люси Буккер (Lucy Booker), а также печатала отчеты для Собла, Соблена и других кураторов из ГПУ.

В 1954 году Франклин была вызвана федеральной комиссией по расследованию для дачи показаний о действиях ГПУ в Соединенных Штатах. В ходе опроса она десятки раз заявляла о потере памяти [относительно имен, событий им т.п.]. Четыре года спустя ее вызвали вновь; к тому времени ее память улучшилась. Она призналась в том, что работала агентом-провокатором внутри троцкистского движения, подтверждая все детали рассказа Буденца. Джек Собл также дал показания о шпионской работе Франклин, которую он курировал в течение нескольких лет. Показания Франклин этой комиссии были засекречены на 25 лет и появились на свет лишь в результате судебного иска со стороны Aлана Гельфанда по поводу проникновения агентов правительства в ряды Социалистической рабочей партии.

2. В своем открытом письме, написанном в 1937 году, «Пора перейти в международное наступление против сталинизма!», Троцкий призвал к выступлению против террора ГПУ:

«Нужно установить во всех рабочих организациях режим сурового недоверия ко всякому, кто прямо или косвенно связан со сталинистским аппаратом. От агентов Коминтерна, как безвольных орудий ГПУ, следует всегда ждать любого вероломства по отношению к революционерам».

«Нужно неутомимо собирать печатные материалы, документы, свидетельские показания о преступной работе агентов ГПУ — Коминтерна. Нужно периодически публиковать в печати строго обоснованные выводы из этих материалов» (Бюллетень оппозиции, № 60-61, декабрь 1937, с. 3; см. тж.: http://web.mit.edu/fjk/www/FI/BO/BO-60.shtml).

3. Рабочая Лига и Международный Комитет проигнорировали это предостережение — в отличие от всех ревизионистских групп. Ни одна из этих оппортунистических и, в сущности, антитроцкистких организаций ни разу не опубликовала эту фотографию, и ни одна из них не напечатала заявление, в котором бы говорилось, что человек, организовавший убийство сына Троцкого, найден. Ни одна из них до сих пор не напечатала некролог-разоблачение по поводу его смерти.

4. Первым изобличительным документом был меморандум Консула Роберта И. МакГрегора, офицера разведки в американском посольстве в Мехико. В нем говорилось, что Хансен посетил посольство и рассказал американскому правительству, что ГПУ предложило ему в 1938 году вести наблюдение над троцкистским движением. Хансен рассказал о том, что встречался с агентом ГПУ, известным ему под именем «Джон», в течение нескольких месяцев в Нью-Йорке. Впоследствии Хансен подтвердил факт своих встреч с ГПУ, но утверждал, что они происходили по совету Троцкого для сбора информации, хотя в работах и записках Троцкого об этом нигде не упоминается, а все оставшиеся в живых лидеры СРП отрицали, что им было что-либо известно об этом. Хансен был вынужден прибегнуть к фантастическому объяснению, согласно которому его переписка с Троцким относительно агента ГПУ велась невидимыми чернилами. Учитывая условия времени, — вскоре после убийства Эрвина Вольфа, Игнатия Рейсса, Льва Седова и Рудольфа Клемента, — совершенно немыслимо, чтобы Троцкий позволил одному из своих секретарей идти на контакты с организацией, исполнявшей сталинские смертные приговоры.

5. Позже выяснилась причина, по которой Хансен защищал Сильвию Франклин: тот же самый агент ГПУ Буденц, который разоблачил Сильвию Франклин, также обвинил и Хансена в деятельности в качестве агента-провокатора. Хотя Буденц написал о шпионской роли Франклин в своей книге, он не упомянул о Хансене. Это было, несомненно, связано с тем фактом, что Буденц сам стал шпиком ФБР, которое готовило Хансена к его последней роли в качестве лидера СРП.

6. В 1976 году, после первого обнародования документов МеждународнымКомитетом, Хансен распространил заявление в свою защиту, которое было подписано ревизионистами всего мира. СРП опубликовала этот документ, заявив, что он является авторитетным «вердиктом», и что обвинение против Хансена и Сильвии Франклин является подлогом. Позже выяснилось, что большинство из тех, кто подписался под этим документом, даже не потрудились изучить доказательства, обнаруженные МКЧИ, а люди, распространявшие этот документ, не знали, кем он написан.